Артур Кларк - Колыбель на орбите [сборник]
Таковым и оказалась Кали, обнаруженная в конце две тысячи двести двенадцатого года, которая пронеслась в сторону Солнца мимо орбиты Юпитера. К счастью, человечество оказалось к этому в какой-то мере подготовленным, благодаря тому, что Джордж Ледстоун, независимый сенатор от Западной Америки, почти поколение назад возглавил влиятельную финансовую комиссию.
Ему была свойственна одна странность и, как он весело признавался, один тайный порок. Он всегда носил массивные очки в роговой оправе, естественно, с простыми стеклами, поскольку они оказывали устрашающее воздействие на собеседников, мало кто из которых был знаком с подобным предметом галантереи. Тайным же его пороком, о котором все прекрасно знали, была стрельба из ружья на стандартном олимпийском стрельбище, устроенном в тоннелях давно заброшенной ракетной шахты возле горы Шайенн. Со времен разоружения планеты Земля, которое в немалой степени ускорил знаменитый лозунг «Оружие — костыли для слабых», подобные увлечения осуждались, хотя активно и не преследовались.
Несомненно, сенатор Ледстоун был большим оригиналом, что, похоже, являлось семейной чертой. Его бабушка была полковником народного ополчения Беверли-Хиллз, многим внушавшего страх. Стычки этих подразделений с регулярными войсками Лос-Анджелеса легли в основу сюжетов бесчисленных психологических драм, начиная от старомодного балета до прямой стимуляции мозга.
Что касается деда, то тот был одним из самых знаменитых бутлегеров двадцать первого века. До того как погибнуть в перестрелке с канадской медицинской полицией при попытке тайно переправить тысячу тонн табака вверх по Ниагарскому водопаду, он стал виновником по крайней мере двадцати миллионов смертей.
Ледстоун был горячим сторонником своего деда, чья сенсационная гибель стала поводом для отмены третьей попытки ввести сухой закон. Она оказалась самой катастрофической в истории государства, когда-то называвшегося США. Сенатор считал, что взрослым людям, находящимся в здравом в уме, должно быть позволено совершать самоубийство так, как им нравится, с помощью алкоголя, кокаина или даже табака, пока от этого не страдают другие невинные граждане.
Когда сенатору Ледстоуну впервые представили предлагаемый бюджет второго этапа проекта «Страж Космоса», его привела в ярость сама мысль о том, что миллиарды долларов могут быть выброшены в космос. Да, мировая экономика чувствовала себя неплохо. После почти одновременного краха коммунизма и капитализма математикам Всемирного банка путем искусного применения теории хаоса удалось разорвать извечный цикл взлетов и падений, предотвратив — пока что! — катастрофический кризис, который предсказывали многие пессимисты. Тем не менее сенатор утверждал, что деньги с куда большей пользой можно потратить на родной планете, в частности на его любимый проект по восстановлению того, что осталось от Калифорнии после суперземлетрясения.
После того как Ледстоун дважды наложил вето на второй этап «Стража Космоса», все согласились с тем, что никто на Земле не сумеет заставить его изменить свое мнение, и обратились за помощью к Марсу.
Красная планета была уже не столь красной, хотя процесс ее озеленения едва успел начаться. Практически все время у колонистов, которые терпеть не могли это слово и уже гордо именовали себя марсианами, уходило на решение проблем собственного выживания. На искусство или науку сил у них почти не оставалось. Однако гении появляются повсюду, и величайший физик-теоретик столетия родился под куполами Порт-Лоуэлла.
Подобно Эйнштейну, с которым его часто сравнивали, Карлос Мендоса был великолепным музыкантом. Он обладал единственным саксофоном на Марсе и прекрасно играл на этом древнем инструменте. Свою Нобелевскую премию он мог получить на месте, как все и ожидали, но обожал сюрпризы и розыгрыши и потому появился в Стокгольме в экзоскелете, разработанном для бедняг, страдающих параличом, похожий на рыцаря в высокотехнологичных доспехах. С их помощью он мог свободно существовать в среде, которая иначе быстро убила бы его.
Неудивительно, что после завершения церемонии Карлоса завалили приглашениями на всевозможные научные и общественные мероприятия. В числе немногих им принятых было выступление перед Всемирным бюджетным комитетом, где сенатор Ледстоун подробно расспросил его о том, что он думает по поводу проекта «Страж Космоса».
«Я живу в мире, до сих пор покрытом шрамами от тысяч падений метеоритов, некоторые из которых имеют сотни километров в поперечнике, — сказал профессор Мендоса. — Когда-то подобных отметин хватало и на Земле, но ветер и дождь, которых пока нет на Марсе, хотя мы над этим работаем, давно стерли их».
Сенатор Ледстоун заявил, что руководители проекта «Страж Космоса» постоянно указывают на опасность столкновения астероида с Землей, и спросил, насколько серьезно следует относиться к их предупреждениям.
Профессор Мендоса ответил: «Очень серьезно, господин председатель. Рано или поздно это обязательно случится».
Молодой ученый произвел немалое впечатление на сенатора Ледстоуна и даже чем-то ему понравился, но все же не убедил. Однако переменить свое мнение его заставила отнюдь не логика, но простые человеческие чувства. По пути в Лондон Карлос Мендоса погиб в результате странного несчастного случая, когда отказала система управления экзоскелета. Ледстоун, тронутый до глубины души, сразу же отказался от всех своих возражений по поводу «Стража Космоса». Он одобрил постройку двух мощных орбитальных буксиров, «Голиафа» и «Титана», которые должны были нести постоянную вахту по разные стороны от Солнца. Позже, уже будучи глубоким стариком, сенатор сказал одному из своих помощников: «Говорят, скоро мы сможем извлечь мозг Мендосы из бака с жидким азотом и пообщаться с ним при помощи компьютерного интерфейса. Интересно, о чем он думал все эти годы?»
* * *«Атлант», собранный на Фобосе, внутреннем спутнике Марса, представлял собой не более чем набор реактивных двигателей, закрепленных на цистернах, в которых содержалось сто тысяч тонн азота. Мощность его ядерного привода была намного слабее, чем у примитивной ракеты, доставившей в космос Юрия Гагарина, но он мог непрерывно работать в течение недель, а не нескольких минут. Даже при всем этом буксир был способен лишь незначительно повлиять на движение астероида, изменить его скорость на несколько сантиметров в секунду. Однако этого было вполне достаточно, чтобы отклонить Кали с ее смертоносной орбиты за те месяцы, в течение которых она продолжала падать на Землю.